«Блокчейн, блокчейн, блокчейн...» - зудят криптожурналисты. Но многие-ли из них понимают, что именно это такое и насколько это «просто»? Интересно было бы разобраться.
Начнём мы вовсе не с Сатоши Накамото, который и создал первую в мире криптовалюту биткоин и описал её основные «детали», в том числе и блокчейн. Беда такова, что современные нам популяризаторы много и хорошо пишут про математику и программное обеспечение, но постоянно упускают социальную составляющую этих технологий, а именно она является важнейшей. И поэтому начать придётся с совершенно других вопросов.
Предположим, что нам необходимо сохранить для будущего некоторую информацию. Очень важно понимать, что сама по себе инфа без контекста не имеет смысла. Соответствие информации контексту часто называют релевантностью. Например — статья об испанском балете неактуальна для минералогии. Иначе говоря в данном контексте она не будет релевантна.
Более того, важнейшая инфа без указания контекста может восприниматься полнейшей бессмыслицей. Как воспримет абстрактно-математические тексты Бурбаки агроном колхоза «Путь к коммунизму»? Никак. И дело тут не в невежестве, а в том, что комплекс информации о землеобработке слабо пересекается с абстрактной математикой. Поэтому чрезвычайно нужен инструментарий для устранения подобных проблем.
Релевантность информации обеспечивается с помощью специальных указателей, которые всё чаще обозначаются в русском языке англицизмом тег. Какими могут быть теги? Любыми совершенно. К примеру теги для красного воздушного шарика - «красный», «круглый», «лёгкий», «мягкий», «шарик». При наличии договорённости можно формировать понятийный тег словом, которого в формальной орфографии вообще нет, например - «КрасныйВоздушныйШарик». Можно использовать и так называемое облако тегов, что-то вроде [«Красный» «Воздушный» «Шарик» «Лёгкий»], но по сути это можно интерпретировать как единый составной тег.
В нашем исследовании для обеспечения релевантности мы будем использовать тег, определяющий автора или авторство.
Нам необходим универсальный тег для примера, поскольку использование большого количества специальных терминов сразу же сделает наше исследование слишком сложным для восприятия. Может показаться, что указание авторства информации — недостаточно для хорошей релевантности, однако мы не добиваемся высокой точности, а просто пытаемся понять смысл социально-информационных процессов. Кроме того, существует и ещё пара соображений.
1. Авторство сужает временные, географические, языковые (и т.д.) рамки для информации. Благодаря ему мы способны поместить информацию в нужный контекст времени, местоположения, области знаний и т.п.
2. Мы будем рассматривать «авторство» в расширительном смысле. Так группа авторов — это тоже автор. Или другой пример — древний свиток с египетскими иероглифами неизвестного автора. Автора — нет? Неверно. В расширительном смысле автор — человек (или группа людей), проживающий на территории Египта в такой-то период времени. Совсем неплохо! Автор есть всегда и его всегда можно так или иначе определить. Более или менее точно.
Другой пример расширительного толкования авторства — пусть некий Х пишет поэзию, но решил высказаться о политике и написал статью по этому вопросу. В применении к поэзии эта инфа будет не слишком релевантной, разве что в контексте исследования творчества Х. Можем ли мы исправить эту проблему и перевести данную работу из контекста поэзии в контекст политики? Конечно. Тогда нам нужно иначе сформировать тег, указывающий на автора. Сформируем облако тегов [«Х» «политика»] или используем составной тег, что-то вроде «Х о политике». Понятно, что в данном случае «Х о политике» - это имя автора Х в контексте политики.
При таком подходе понятие авторства становится очень неплохим индексом релевантности. Следует также заметить, что в нашем расширительном понимании авторства своеобразным синонимом ему может быть термин источник.
Другая проблема, с которой мы можем столкнуться в нашем исследовании — сохранение достоверности информации. Сформулируем по другому — насколько была искажена информация в процессе передачи? Если мы будем заострять на этом внимание, то сложность наших рассуждений многократно возрастёт и нам будет намного труднее понять общую структуру всех взаимодействий. Чтобы справится с этой проблемой просто откажемся от проверки уровня достоверности, но сделаем это математически красиво. Предположим для простоты, что все наши средства передачи информации идеальны и даже древние переписчики книг не ошибаются ни на одну букву. Так мы абстрагируемся от случайных ошибок.
Остаётся умышленное искажение информации. Однако с формальной точки зрения изменённая информация — это не та же самая информация, что создавалась автором. И потому не может быть связана с ним. Этот подход позволит нам отказаться от рассмотрения уровня искажения информации. В нашей модели инфа либо будет авторской, либо — нет. Таким образом в нашем подходе мы проверяем соответствие информации автору (источнику) и когда мы будем говорить о достоверности инфы, то будем подразумевать именно это.
Но вернёмся к нашей проблеме, которая заключается в сохранении информации для будущего. Конечно мы можем сохранить нашу инфу в виде текста на любой носитель, будь то бумага или жёсткий диск, и там же указать автора. Мы знаем, что эта инфа достоверна. Но откуда это может знать наш адресат в будущем? С точки зрения далёкого Некто написать текст мог кто угодно — сумасшедший, мошенник, пришелец с Альфа-Центавра. Достоверность инфы будет очень сомнительна нашему адресату. Для исправления этого досадного недоразумения приходит в голову привлечь стороннего свидетеля.
Мы прекрасно знакомы с механизмом свидетельства, поскольку вся наша жизнь связана с получением разнообразных свидетельств, подтверждающих некоторую информацию. Свидетельство о рождении, паспорт, медицинская справка, диплом вуза. Много их. Существуют даже профессиональные свидетели, которых мы привыкли называть нотариусами. Но наверное мало кому приходило в голову, что представитель любой профессии, осуществляющий официальное подтверждение некоей информации, выступает в роли профессионального свидетеля, а иначе говоря — нотариуса. Так врач, выдающий вам справку, свидетельствует информацию о состоянии вашего здоровья. Кондуктор, выдающий вам билет, подтверждает информацию о праве проезда. Именно поэтому и слово нотариус далее мы будем использовать в самом широком смысле.
Чем обеспечивается достоверность такого свидетельства?
(помним, что в нашем определении достоверность — соответствие информации источнику)
Во-первых - репутацией нотариуса. Но в этом смысле нотариус — обычный человек, имеющий множество связей в социуме. И потому подвержен всем возможным рычагам, снижающим достоверность* — подкуп, угрозы, родственные связи, жалость и даже любовь. Это уменьшает доверие к засвидетельствованной информации.
Во-вторых - гарантией государства. Прямо или косвенно государство лицензирует деятельность нотариусов. Государство способно выработать меры поощрения и наказания нотариата. Таким образом государство является косвенным производителем свидетельств. При этом оно же является и единственным их потребителем, используя в судах, делопроизводстве и т. п. Может показаться, что для рядовых граждан использование таких свидетельств имеет смысл без государства, но это не совсем так. Люди используют их лишь постольку, поскольку они могут быть востребованы самим же государством — в суде например, даже если речь идёт о споре двух граждан.
Заметно, что описанные нами способы свидетельствования незначительно повышают его ценность по сравнению с вариантом, при котором свидетельствует не нотариус, но обычный человек, причём единственный. И это прекрасно известно нам из практики. Фейковые дипломы, поддельные паспорта, приписки в делопроизводстве — все эти малоприятные вещи есть прямое следствие такого способа свидетельствования.
Именно поэтому параллельно с нотариатом, а скорее всего намного раньше, появлялись другие формы свидетельствования, которые основаны на том, что к свидетельству привлекается множество людей, причём их профессиональная принадлежность и зависимость от государства в данном случае не имеет значения. Интуитивно понятно, что множественное свидетельство надёжнее и математика вполне это подтверждает. Мы знаем, что люди зависимы, но у каждого эта зависимость разная, разнонаправленная и, образно выражаясь, на больших числах эти зависимости взаимно уничтожаются. Более того, самой лучшей и простой стратегией для сохранения своей репутации в такой ситуации для свидетеля будет подтверждение истины, поскольку это единственная чётко определённая общая позиция, естественный аттрактор мнений. По другому говоря — больше людей стоит дороже подкупить, да и в родстве с автором инфы не может состоять произвольное множество людей.
Изначально, до широкого распространения письменности, множественные свидетельства были устными и вступали в силу после их всенародного озвучивания, для чего использовались глашатаи.
Время шло. Потребность сохранения достоверной информации увеличивалась. И потому естественным развитием множественного свидетельства стала публикация. Стоит заметить, что публикация лишь удобный для наших целей термин, но сам процесс множественного свидетельства такого рода был возможен задолго до изобретения книгопечатания Гутенбергом. Именно так до нас дошли труды античных поэтов, философов и многих других авторов. Даже наскальные рисунки являются в какой-то мере публикацией. С точки зрения читателя профессионально переписанная книга не сильно уступает книге напечатанной за исключением цены и редкости. Но эту проблему, как и в наше время, решали библиотеки. Именно Александрийская Библиотека притягивала к себе выдающиеся умы своего времени на рубеже тысячелетий. И действовала она более шести веков. Чтобы представить себе примерный масштаб этого явления привлечём выдержку из Вики.
«Епифаний Кипрский сообщал, что однажды Птолемей Филадельф спросил Деметрия, как много книг собрано в библиотеке. Тот ответил, что собрано
Александрийская библиотека представляла собой более академию, чем обычное собрание книг: здесь жили и работали ученые, занимавшиеся как исследованиями, так и преподаванием. При библиотеке состоял штат копиистов, переписывавших книги; был составлен каталог книг. Существенной особенностью Александрийской библиотеки было то, что её фонды преимущественно пополнялись на месте: Александрия была главным центром производства папируса в античности, а политика Птолемеев была направлена на создание кадров подготовленных специалистов — писцов и грамматиков-текстологов. Впервые об этом написал Авл Геллий, он же приводил максимальную оценку размеров библиотечного фонда — 700 тысяч свитков («Аттические ночи», VII, 17, 1-3)»
Книги в виде свитков существовали ещё и в Древнем Египте, а в Древнем Риме, начиная приблизительно с I века до н.э. в поточном режиме работали коммерческие мастерские по переписке книг. Переписывали для продажи, рассылки в провинции и по отдельным заказам от граждан. Выпускались книги самых разных форматов. И мастерские эти были много больше, чем просто коммерческие предприятия. Они были душой Рима. Вокруг них собирались философы, литераторы, поэты и просто неравнодушные люди. Такие мастерские выполняли также и функцию библиотек, располагали каталогами и обзорами, а также неким подобием газет и журналов. Стоит заметить и ещё один момент, который для нас особенно важен - многие мастерские гарантировали подлинность переписанных текстов. И поскольку об этом неоднократно упоминают древние источники — мы можем сделать выводы о том, что это было важно для читателей.
Заметим однако, что предоставление гарантии подлинности было по большей части имиджевой функцией и имело значение в основном для свежих изданий модных авторов. Например попытка переиздать известное сочинение под именем другого автора не могла иметь успех, поскольку каждый прочитавший исходное издание уже являлся свидетелем подлинности и подлог мог быть обнаружен и без предоставления подобных гарантий.
Таким образом даже в античные времена мы обнаруживаем примеры множественного свидетельства.
Совершенно необходимо воспользоваться случаем и кинуть в огород правообладателей не просто камень, а увесистый булыжник. Никаких роялти для авторов не существовало и мастерские не платили авторам ни копейки. Даже напротив — авторы зачастую сами покупали рабов-каллиграфов для записи и размножения своих произведений. Как бы там ни было, но издатели античности были намного более продвинуты в вопросах свободы распространения информации, чем их современные коллеги. Уж не этому ли факту обязан Древний Рим своим процветанием?
К вопросу об «интеллектуальной собственности» (далее ИС) мы ещё не раз вернёмся в рамках этой работы, поскольку ИС имеет непосредственное отношение к блокчейну, как бы удивительно это не звучало, ну а сейчас двинемся дальше.
Итак, что нам удалось узнать? Нотариальное свидетельство не является значимым и достоверным с математической точки зрения. Это подтверждает и практика. Весь нотариат так или иначе привязан к государству, которое использует его для своих внутренних целей. Применение такого способа свидетельствования обусловлено вовсе не его надёжностью и достоверностью, а насилием, принуждением, которое лежит в основе любого государственного аппарата.
Тем не менее одним только принуждением объяснить доверие людей к нотариату невозможно. Но мы можем взглянуть и с другой стороны. В глазах очень многих государство сакрально и в каком-то смысле доверие к нотариату обусловлено тем, что государство делегирует часть этой сакральности. Но не будем заострять внимание на этом, поскольку такая тема достойна отдельного исследования.
Однако с развитием информационных коммуникаций сакральность государства тает на глазах. И пора-бы эти глаза раскрыть полностью.
Если провести аналогию с современными средствами обработки информации, то нотариат подобен простейшей базе данных. Помимо низкой достоверности, поскольку оператором ввода прямо или косвенно остаётся человек (контроль), сомнительна также надёжность хранения информации. Конечно принимаются какие-то меры по сохранению и дублированию инфы, но они явно произвольны и недостаточны. Любой носитель информации может необратимо сломаться и инфа будет полностью потеряна. Но и без теоретических допущений мы знаем, сколько проблем у людей возникало из-за затопленных, сгоревших и сожранных крысами архивов, порче компьютерных носителей информации.
С точки зрения развития информационных структур такой способ свидетельствования неприемлем. Ведь это просто запись. Возможно такой способ и подходит для оперативного делопроизводства, но как основа для развития социума — это что-то очень близкое к фейку.
В противоположность нотариату множественное свидетельство является фактически децентрализованным методом передачи и хранения информации. Как и все децентрализованные методики он энергетически более затратен, чем тот же нотариат, но это совсем простая связь — за эффективность надо платить. Методики множественного свидетельства столь эффективны и надёжны, что даже государства не могли отказаться от них. Так, множественные свидетельства бывают очень весомы в суде. Другой пример - в наиболее продвинутых странах для начала предпринимательской деятельности совсем необязательно получать какие-либо свидетельства. Достаточно публикации в газете. К сожалению, таких примеров в информационном пространстве немного. Далеко не везде и не всегда множественные свидетельства работают.
Заметим, что мы совсем не зря рассматривали в качестве примера публикаций мастерские Древнего Рима, а не более поздние способы множественного свидетельства. И дело здесь всё в том же набившем оскомину институте правообладания ИС.
Помимо того, что сама мысль единоличного владения некоторой информацией представляется совершенно вздорной**, подобное правообладание помножает на ноль принцип множественного децентрализованного свидетельства через публикации.
Каким образом это происходит? Достаточно просто. Государство, используя аппарат принуждения, ставит издателей в зависимость от правообладателя. А любая зависимость необратимо снижает достоверность свидетельствования. Нужно ли в сотый раз повторять, что свидетель должен быть независимым?
Мало того, что это зависимость существует, но она одинакова для всех издателей и поэтому не поддаётся компенсации на больших числах. Говоря проще — любые издатели одинаково зависят от правообладателя. И хуже всего, что в этой зависимости неявно присутствует государство, поскольку поддержка правообладания ИС осуществляется только через него. Именно поэтому так тесно срастается государство и институт правообладания ИС. Современному государству необходим контроль над информационными потоками, а правообладание ИС, пусть и косвенно, его обеспечивает.
Здесь можно услышать замечание, что любой автор заинтересован в достоверности собственной информации. На это есть два ответа, причём каждый из них является более чем достаточным.
1. Правообладатель это совсем не то же самое, что автор и в основе его интересов лежат, как правило, не идеи о достоверности, а вполне коммерческие мотивы.
2. Обычный человек в разные периоды времени может поддерживать совершенно противоположные точки зрения. Но если мы вспомним расширительное понятие авторства, то будем вынуждены признать, что с нашей точки зрения это будут формально разные авторы в силу изменения контекста.
Вспомним печально известного Владимира Рудольфовича Соловьёва до и после некоторого момента. Не в качестве поддёвки, а именно для примера. Классическая история, как неутомимый борец с режимом стал ещё более яростным его защитником. Совершенно очевидно, что все свои прежние высказывания автор в таком случае неизбежно будет скрывать и искажать.
Итак, современное государство намеренно ухудшает достоверность множественных свидетельств в своих интересах и тем самым деформирует информационную структуру социума. Поэтому нам и понадобился пример Древнего Рима, где издательства-мастерские были свободны от зависимостей и несли ответственность только перед конечными свидетелями — читателями. И такая стратегия полностью оправдала себя. Через прорву веков мы читаем множество удивительных произведений (свидетельств) тех времён. Мы получили наследие сравнимое, а может и превосходящее по объёму и тем более по качеству наследие более близкого нам Средневековья, по крайней мере раннего. Вполне возможно, что дальнейшие исследования покажут неоспоримую связь децентрализованного способа распространения информации и процветания Древнего Рима.
Понятно, что с современными издательствами (в обобщённом смысле — источниками информации) всё обстоит не слишком хорошо, но может быть существует в настоящее время технология множественного свидетельства, свободного от зависимостей? Найдём ли мы нечто похожее на механизм распространения книг в Древнем Риме?
Да, такие технологии существуют и наиболее известная из них описывается протоколом BitTorrent. Но подробнее об этом мы узнаем в следующей статье.
* «Снижение достоверности» можно понять как изменение уровня достоверности, а это на первый взгляд противоречит изначально заявленной модели, в которой достоверность может принимать только два значения — истинно и ложно. Но на самом деле здесь подразумевается следующее — в каждом отдельном случае так и происходит, но в глобальном смысле увеличивается количество цензурированных текстов, которые с точки зрения нашей модели уже не принадлежат соответствующим авторам. Количество достоверных текстов снижается. Таким образом под «снижением достоверности» мы понимаем уменьшение количества достоверных текстов.
** Давайте проведём мысленный эксперимент — представьте себе человека с фотографической памятью. Маловероятная ситуация, но не невозможная — такие люди и в самом деле есть. С одного раза он запоминает до последней буквы текст, принадлежащий какому-либо копирасту. Современное законодательство подразумевает, что копираст может иметь эксклюзивные права на использование текста, но ведь текст целиком хранится не где-нибудь, а в памяти человека. Таким образом из этих законов вытекает запрет на использование человеком собственной памяти по своему усмотрению! Запрет не каких-то вредных для социума действий, а запрет говорить например и писать в некоторых ситуациях. А это полнейшая нелепость.
Вероятно, все главные герои из культового романа «451 градус по Фаренгейту» в наше время были бы немедленно уничтожены. Как носители и распространители «пиратского» контента.
Тем не менее вполне можно представить себе ситуацию реального, а не фиктивного «владения» информацией. Для этого такая информация должна быть полностью скрыта от публики. «Владеть» ей можно только до момента публикации.