Альберт Хофманн (1906 - 2008)
«Существуют переживания, о которых большинство из нас не решаются говорить, поскольку они не вписываются в повседневную реальность и бросают вызов рациональным объяснениям. Это не явления, происходящие вовне, а скорее события нашей внутренней жизни, которые обычно отбрасываются как игра воображения и стираются из памяти. Внезапно, привычный вид окружающего мира преобразуется странным, то ли восхитительным, то ли тревожащим образом: он является нам в новом свете, приобретая особое значение. Такое переживание может быть лёгким и быстротечным, как дуновение ветерка, или оно может оставить глубокий отпечаток в нашей памяти.
Одно из подобных откровений, которое я испытал в детстве, навсегда осталось удивительно живым в моей памяти. …..... Когда я прогуливался по свежему зелёному лесу, залитому утренним солнцем, неожиданно все вокруг предстало в необычном свете. Может, это было что-то, чего я не замечал раньше? Может, я внезапно открыл для себя весенний лес таким, каким он выглядел на самом деле? Он сиял необычайно красивым великолепием, честно говоря, как будто стараясь окружить меня своим величием. Я был переполнен неописуемым чувством радости, единства, и счастливой уверенности.
Не имею понятия, сколько я простоял там, очарованный. Но я помню тревожное беспокойство, которое почувствовал, когда сияние постепенно исчезло, и я побрёл дальше: как могло видение, которое было столь реальным и убедительным, столь непосредственным и глубоким – как могло оно закончиться так быстро? И как я мог сказать другим об этом, как того требовала переполнявшая меня радость, поскольку я знал, что нет слов, чтобы описать то, что я видел? Казалось странным, что я, ребёнок, видел нечто удивительное, такое, чего взрослые, очевидно, не воспринимали, поскольку я никогда не слышал, чтобы они упоминали об этом.
Все ещё, будучи ребёнком, я испытал ещё несколько подобных моментов эйфории во время моих прогулок по лесам и лугам. Именно эти переживания сформировали основные контуры моего видения мира и убедили меня в существовании чудесной, могучей и непостижимой реальности, скрытой от обыденного зрения.
Я был часто озадачен в те дни, мне хотелось знать, смогу ли я, став взрослым, испытывать эти переживания, смогу ли я изобразить их в поэзии или живописи. Но, зная, что я не был рождён поэтом или художником, я решил, что буду хранить эти переживания в себе, такими значимыми, какими они были для меня.
Неожиданно, хотя едва ли случайно, гораздо позднее, в зрелом возрасте, установилась связь между моей профессией и теми визионерскими переживаниями детства.»
При прочтении этих строк кажется, что писал их вдумчивый профессиональный писатель, но это не так. Эти строки из предисловия книги Альберта Хофманна «ЛСД — мой трудный ребёнок». И они характеризуют его намного точнее, чем любое жизнеописание.
Альберт Хофманн защитил докторскую диссертацию в университете Цюриха и получил работу в лаборатории известной фармацевтической фирмы Сандоз.
В 1938 году ему удалось синтезировать ЛСД-25.
19 апреля 1943 года Альберт Хофманн сознательно принял 250 микрограммов ЛСД-25 в экспериментальных целях и отправился домой на велосипеде в сопровождении своего ассистента.
«Все в моем поле зрения дрожало и искажалось, как будто в кривом зеркале. У меня также было чувство, что мы не можем сдвинуться с места. Однако мой ассистент сказал мне позже, что мы ехали очень быстро.»
Этот день вошёл в историю под названием Дня велосипеда.
В 1958 году Альберту Хофманну первому удалось синтезировать ещё одно мощнейшее психоактивное вещество псилоцибин и это представляется столь невероятным, как если бы один астроном открыл подряд две планеты солнечной системы или Альберт Эйнштейн создал бы, вслед за Теорией Относительности, Квантовую Механику.
В 1962 году Хофманн вместе с супругой и известным этномикологом Гордоном Уоссоном совершили путешествие в Мексику, где сумели разыскать таинственный шалфей предсказателей (лат. Sálvia divinórum) . Таким образом существование этого растения было зафиксировано научно. Растение это издревле использовалось шаманами племени Масатеки в своих ритуалах.
Альберт Хофманн пытался выделить активное вещество из сальвии, но успеха не достиг. И только в 90-е годы были получены Сальвинорин-A и Сальвинорин-B.
Шумиха вокруг ЛСД 60-х годов неизбежно коснулась и самого Хофманна, несмотря на то, что он был учёным с безупречной репутацией, обеспеченной разработкой и созданием множества великолепных препаратов.
«Так случилось, что однажды профессор Штолль, в то время исполнительный директор фирмы, упрекнул меня: 'Уж лучше бы вы никогда не открывали ЛСД'.
В то время я постоянно был охвачен сомнениями относительно того, что ценные фармакологические и психические свойства ЛСД могут быть перевешены его опасностями, а также вредом, причинённым его злоупотреблением. Должен ли ЛСД стать для человечества благом или проклятием? Я часто спрашивал себя об этом, когда думал о своём трудном ребёнке. Другие мои препараты Метергин, Дигидроэрготамин и Гидергин не вызывали у меня подобных сложностей и проблем. Они не были трудными детьми; благодаря отсутствию у них необычных свойств, которыми можно было злоупотреблять, они должным образом стали терапевтически ценными лекарствами.»
Испытывая глубокую неприязнь к той ситуации, которую устроили вокруг ЛСД, Хофманн всю жизнь сторонился репортёров.
Однако позиция Хофманна была двойственной. С одной стороны он осуждал повсеместное распространение ЛСД и то широкое движение, которое возглавил Тимоти Лири, но с другой стороны вполне допускал употребление этого препарата. Он считал его «элитарным», предназначенным лишь для узкого круга подготовленных людей.
«Было очевидно, что вещество со столь фантастическим действием на умственное восприятие и ощущение внутреннего и внешнего мира, вызовет интерес за пределами медицины, но я не ожидал, что ЛСД, с его непостижимыми, жуткими, потрясающими эффектами, столь неподходящий как средство для развлечения, найдёт всемирное применение в качестве наркотика. Я предполагал любопытство и интерес со стороны людей искусства – актёров, художников, писателей – но никак людей в целом.»
Почему-то Хофманн не допускал мысли о том, что культура употребления препарата может быть повсеместной. Возможно потому, что он был европейским корпоративным учёным, который не был вплотную знаком с реальностями студенческой жизни США и черпал свои представления из массмедиа, искажающих информацию пропагандистскими вбросами.
Таким подходом Хофманна можно объяснить некоторую горечь его представлений, поскольку он считал, что ЛСД «украли» у научного сообщества. И отчасти именно так и было, только Хофманн немного ошибся целью. Вором было не молодёжное движение, воодушевлённые открывшимися возможностями. Вором были власти, отнявшие этот уникальный инструмент не только у всех людей, но даже у науки.
Между тем методы работы с препаратом в описаниях Хофманна и Лири не имеют существенных отличий.
«Предпосылки для положительного результата ЛСД эксперимента и низкой вероятности психического срыва находятся, с одной стороны, в самой личности, а с другой стороны, во внешней среде эксперимента. Внутренние, личные факторы называются настроем, или установкой (set), внешние – окружением, или обстановкой (setting).
Красота помещения или окружающей местности воспринимается в результате мощной стимуляции органов чувств при помощи ЛСД с необычайной силой, и такие приятные чувства оказывают существенное влияние на ход эксперимента. Присутствующие люди, их внешность, черты – это тоже часть обстановки, которая предопределяет впечатления. Акустический фон важен в той же мере. Даже безобидные шумы могут превратиться в пытку, и, наоборот, приятная музыка может стать эйфорическим переживанием. При проведении ЛСД экспериментов в неприятной или шумной обстановке возникает большая опасность негативных последствий, включая психические срывы. Современный мир машин и приборов создаёт множество видов фоновых шумов, которые очень просто могут вызвать панику в состоянии повышенной чувствительности.
Таким же важным фактором ЛСД экпириенса, как внешняя среда, если не более важным, является психическое состояние экспериментатора, состояние его ума, его отношение к галлюциногенам, его ожидания, связанные с ними. Даже бессознательное чувство счастья или страха может оказать влияние. Ощущение счастья может усилиться до блаженства, а депрессия сгуститься до отчаяния. Поэтому, ЛСД – самое неподходящее средство, которое только можно представить, для лечения депрессивных состояний. Опасно принимать ЛСД в расстроенном, печальном состоянии, или в состоянии страха. В этом случае, весьма велика вероятность того, что эксперимент окончиться психическим срывом.»(из книги «ЛСД — мой трудный ребёнок»)
По этому фрагменту можно проследить, как, вслед за древнейшими цивилизациями земли, научным сообществом заново осмысливалась культура применения психоактивных веществ.
К самому Лири Хофманн относился очень благожелательно и с теплотой вспоминал об их редких встречах.
«... Лири несправедливо огульно называли поборником употребления наркотиков. Он делал чёткое различие между психоделическими средствами – ЛСД, псилоцибином, мескалином, гашишем – в чьих благотворных эффектах он был убеждён, и наркотиками, вызывающими пристрастие: морфином, героином и т д., от употребления которых он неоднократно предостерегал.
От этой личной встречи у меня сложилось впечатление о докторе Лири, как об очаровательном человеке, убеждённом в своих целях, который отстаивал своё мнение с юмором, но бескомпромиссно; о человеке, который действительно витал в облаках оптимизма и веры в чудесную силу психоделиков, и, который, все же, был склонён недооценивать, или даже вообще не замечать практические сложности, неприятные моменты и опасности. Лири, как выразительно показал его дальнейший жизненный путь, также проявлял легкомыслие по отношению к опасностям и нападкам, касавшимся его самого.»
Шаманы двигались по родственным путям и понимали друг друга.
По опросу граждан Великобритании, проведённому в 2007 году, Хофманн был признан величайшим среди живых гениев современности.
В 2006 году на международном симпозиуме Альберт Хофманн сказал:
«Я думаю, что эволюции человека как никогда необходимо такое вещество, как ЛСД. Оно просто инструмент для того, чтобы помочь нам стать теми, кем нам предназначено быть.»
